40. Смерть.

 

Смерть – это то, во что верят все люди без исключения! Каждый убеждён в её неизбежности. Смерть – один из немногих фактов, о котором не спорят и не выказывают незнание. Несмотря на то, что все люди с детства принимают в расчёт что однажды должны будут умереть, всё же большинство всегда стремится отмахнуться от этой мысли. Многие даже раздражаются, если в их присутствии упоминают об этом. Другие тщательно избегают посещать кладбища, участвовать в похоронах и стараются как можно быстрее стереть всякое впечатление, если всё же однажды повстречают на улице траурное шествие. При этом впечатляются они всегда скрытой тревогой, что однажды могут быть внезапно настигнуты смертью. Смутный страх удерживает их от того, чтобы с серьёзными мыслями подступить к этому незыблемому факту.

Вряд ли кроме смерти имеется что-то иное, что при всей неизбежности так упорно игнорируется. Однако вряд ли в земной жизни, за исключением рождения, существует более важное событие. Поразительно, что человек не хочет заниматься как раз началом и концом своего земного бытия, в то время как всем другим событиям, даже совсем незначительным вещам, стремится придавать глубокий смысл. Он больше исследует и размышляет над тем, что находится между этим, в то время как все ответы находятся в начале и конце его жизненного пути. Ведь смерть и рождение связаны столь тесно, потому что одно является следствием другого.

С какой несерьёзностью уже, однако, относятся к зачатию! Пожалуй, в очень редких случаях можно найти что-то человеческое при этом. Но как раз здесь люди предпочитают сравнивать себя с животными и всё-таки не могут сохранить такую же невинность. Это показывает, что они ниже животных. Потому что животное действует в соответствии с той ступенью, которую оно занимает в Творении. Человек же, однако, не может или не хочет держаться подобающей ему ступени. Он опускается глубже и после удивляется, что всё человечество по различным вопросам постепенно сползает вниз. Уже в свадьбах всё устроено так, чтобы рассматривать брак лишь в качестве сугубо земного события. При этом во многих случаях доходит даже до того, что глубоко задумывающиеся натуры хотели бы с отвращением отвернуться от указывающих лишь на земную связь недвусмысленных подробностей. Такие свадьбы как в низших, так и в высших кругах во многих случаях превратились в самые настоящие попойки, на которых присутствовать детям должно быть строго-настрого запрещено наиболее ответственными и сознательными родителями. А юношей и девушек, которые во время торжеств с такими обычаями и намёками отказываются прислушиваться к возникающему в них отвращению, и по этой причине несущими личную ответственность за своё поведение, – нужно уже считать на той же низкой ступени и, таким образом уже не рассматривать при оценке отдельно от остальных. Они поступают так же, как люди, которые с помощью отравляющего опьянения избегают того, о чём не хотят думать.

Если земная жизнь строится на столь легкомысленной основе, как эти уже укоренившиеся нравы и обычаи, тогда можно понять, что люди пробуют спрятаться и от смерти, судорожно стараясь не думать о ней. Такое избегание всяких серьёзных мыслей находится в тесной взаимосвязи с характерно низким, как отмечалось, положением при зачатии. Смутный страх, который как тень сопровождает человека всю земную жизнь возникает большей частью от полного сознания всей неправильности таких легкомысленных, унижающих людей действий. И если они не могут успокоится иначе, то после всех попыток судорожно и неестественно цепляются: либо за самообман, что со смертью всему конец, чем полностью демонстрируют осознание своей неполноценности и трусости перед возможной ответственностью; либо за надежду, что они не хуже других.

Но все эти представления ни на йоту не изменяют того факта, что земная смерть приближается к ним. С каждым днём, с каждым часом! Часто это выглядит жалко, когда в последний час у большинства всех тех, кто с упрямством пытался отрицать ответственность в дальнейшей жизни, начинаются обширные, тревожные вопросы, которые неожиданно доказывают ошибочность их убеждений. Однако к этому времени это не может им принести много пользы, так как это опять только трусость, которая незадолго до большого шага из земной жизни сама по себе внезапно показывает им возможность дальнейшей жизни и вместе с этим ответственности. Но тревога, страх и трусость, как и упрямство, не уменьшают или отменяют обязательное взаимодействие за каждый поступок. Понимание, а стало быть, и познание, также не происходит таким способом. Их столь часто проверенная в земной жизни сообразительность играет в последние часы с умирающим человеком ещё и плохую шутку, ибо из-за страха, с привычной предосторожностью, такая смышлёность хочет  по-быстрому сделать человека внезапно рассудочно благочестивым, в то время как отделение продолжающего жить тонковещественного человека от грубовещественного тела достигает уже такой степени, что активность ощущения (насильно подчинённого до этого рассудку) сравнивается с интенсивностью рассудка.

Вследствие этого нет никакой выгоды! Они будут пожинать что посеяли в мыслях и поступках в своей земной жизни. Ничего не улучшив вместе с этим или хотя бы изменив для себя! Неудержимо будут они затянуты шестернями строго работающих Законов Взаимодействия в ткань вещественного Мира, чтобы переживать всё то в чём они ошибались, стало быть думали и действовали по ложному убеждению. У них есть все основания, чтобы бояться часа отделения от земного грубовещественного тела, которое служило им временным защитным экраном от многих тонковещественных процессов. Этот защитный экран был им предоставлен на некоторое время в качестве щита и убежища, чтобы они за ним могли бы без помех изменить к лучшему и даже погасить полностью многое из того, с чем мучительно столкнутся без такой защиты.

Двойная, даже десятерная печаль для того, кто в это милостивое время бредёт как пьяный через земное бытие в легкомысленном самообмане. Следовательно, страх и беспокойство для многих обоснованы.

Совсем иначе с теми, кто не растрачивал своё земное бытие, кто ещё в правильное время, даже если бы в совсем поздний час выходили на дорогу духовного подъёма, но не из-за страха и тревоги. Они вооружаются серьёзным поиском как посохом и опорой в тонковещественном Мире. Они могут без страха и тревоги делать шаг из грубовещественного в тонковещественное, что неизбежно для любого, так как всё, что является преходящим, как и грубовещественное тело, должно однажды опять исчезнуть. Они могут приветствовать час такого отделения, потому что для них это является безусловным прогрессом, независимо что они должны переживать в тонковещественной жизни. И тогда добро их осчастливит, а мука неожиданно будет облегчена, так как доброе устремление помогает с такой силой, что они никогда не могли представить.

Сам процесс смерти является ничем иным как рождением в тонковещественном Мире. Аналогичен процессу рождения в грубовещественном Мире. Тонковещественное тело после разъединения с грубовещественным телом некоторое время связано с ним как через пуповину, прочность которой тем меньше, чем выше рождается тонковещественное тело в тонковещественном Мире. Высота рождения, в свою очередь, определяется насколько была подготовлена душа уже в земном бытии к тонковещественному Миру, как к переходу в царство своего Бога. Чем больше человек сам себя своими желаниями приковывает к Земле, а значит к Грубовещественному, и таким образом ничего не хочет знать о продолжении жизни в тонковещественном Мире, тем крепче становится шнур, который привязывает его к грубовещественному телу, а также и его тонковещественное тело, которое необходимо как одежда для духа в тонковещественном Мире. Но чем плотнее тонковещественное тело, тем тяжелее и темнее человек по общим Законам. Он, из-за такого большого сходства и близкого родства со всем грубовещественным, будет очень тяжело отделяться от грубовещественного тела, так, что может случиться, что должен будет ещё со-чувствовать подобное последним грубовещественно-физическим болям, а также весь распад в разложении. При сжигании грубовещественного тела, он также не останется нечувствительным. Однако после окончательного отделения соединительного шнура он опускается в тонковещественном Мире до такого уровня, где окружение имеет одинаковую с ним плотность и тяжесть. Тогда там, в подобной ему тяжести, находит он и исключительно подобных себе по взглядам. Однако, то, что там всё происходит хуже, чем в грубовещественном теле на Земле, вполне объяснимо, так как в тонковещественном Мире все ощущения проявляются во всей полноте и беспрепятственно.

Иначе с людьми, которые начинали подъём ко всему более благородному уже будучи на Земле. Так как они несут в себе живую убеждённость для шага в тонковещественный Мир, и отделение происходит гораздо легче. Тонковещественное тело с удерживающим его шнуром не плотные, поэтому их одни и те же отличия и отчуждённость от грубовещественного тела позволяют происходить отделению очень быстро, так что тонковещественное тело во время всей так называемой агонии или последних судорог грубовещественного тела уже давно стоит рядом с этим, если вообще можно говорить об агонии при нормальном умирании такого человека. Слабое, неплотное состояние канала связи не позволяет находящемуся рядом тонковещественному человеку со-ощущать никакой боли, так как этот лёгкий канал связи в таком неплотном состоянии не может быть проводником боли от грубовещественного к тонковещественному. Эта верёвка вследствие своей исключительной утончённости разрывается также значительно быстрее, так что тонковещественное тело освобождается в кратчайший срок и затем воспаряет в высокую область, которая состоит из того же самого тончайшего и наилегчайшего рода. Там он также встретит только подобных себе и получит мир и счастье в возвышающей доброте живых ощущений. Такое лёгкое и менее плотное тонковещественное тело естественно кажется и ярче, и светлее, но до тех пор, пока в конце концов не истончается настолько, что сквозь него начинает сиять находящееся в нём чисто-духовное ядро, до того, как это ядро вступает, став полностью светосияющим, в Чисто-духовно-сущностное.

Однако, находящиеся при умирающем люди должны быть предупреждены, чтобы они не допускали громкие стенания. Из-за боли расставания, которая выказывается слишком сильно, тонковещественный человек в стадии отделения может воспринимать их или, возможно уже находясь рядом, слышать таким образом или чувствовать. Тем самым в нём просыпается сострадание или желание сказать ещё слова утешения, и такое желание связывает его снова крепче из-за потребности явно объясниться с исполненным болью плакальщиком. Но объясниться зримо по земному он может только с помощью мозга. Такое стремление вновь восстанавливает плотную связь с грубовещественным телом, обуславливает её, и поэтому в результате получается, что не только ещё находящееся на стадии отделения тонковещественное тело вновь теснее соединяется с грубовещественным телом, но уже и отделённый, находящийся рядом тонковещественный человек, ещё раз будет втянут в грубовещественное тело. В итоге – повторное восприятие всех болей, от которых он был уже освобождён. Тогда новое отделение происходит намного труднее и может даже длиться несколько дней. В таком случае уходящего ожидает так называемая обширная агония, которая будет по-настоящему болезненной и тяжёлой. Виной тому те, кто из-за своего эгоистического страдания отвлекали его от естественного процесса. При таком прерывании нормального хода происходит новое, насильственное соединение, даже только при слабой попытке сконцентрироваться на объяснении. И чтобы снова разорвать такое противоестественное соединение тому, кто в этом абсолютно ещё неопытен – не так-то просто. При этом помочь ему нельзя, так как он сам хотел нового соединения. Такое соединение происходит легко пока грубовещественное тело сохраняет тепло и существует соединяющий шнур, который часто рвётся только через много недель. Итак, излишние муки уходящего – бестактность и грубость присутствующих. Поэтому в комнате умирающего должно царить спокойствие и достойная, отвечающая важному часу серьёзность! Лица, которые не могут владеть собой, должны насильственно удаляться, даже если они являются ближайшими родственниками.